Во мне погиб Акакий Акакиевич Башмачкин. Мне доставляет наслаждение процесс письма, ручного, чернилами по бумаге. Вид письменного прибора воздействует на мою физиологию. Карандашом - не то. Может, поэтому я так люблю воровать ручки. И, наверно, это была не последняя причина моего поэтического творчества. В последнее время я стал замечать, что очень люблю писать на иврите. Причем пишу я преимущественно технические отчеты и письма в инстанции, но ведь, как и в случае с А.А., удовольствие от процесса это не умаляет. У меня есть и любимые буквы. Очень люблю, когда слово заканчивается на "нун" или "тав" с "hей", тогда "hей" превращается в почти совершенный кружочек с хвостиком внутри. А "каф" с "лямед" (как в слове "все") образуют вместе огромное сердце посреди текста. Потом секретарша всё это печатает, и всё пропадает и гибнет. Надо запретить компьютеры и возродить культуру переписчиков, как важную часть духовного опыта человечества.
Sep. 19th, 2006
Во мне погиб Акакий Акакиевич Башмачкин. Мне доставляет наслаждение процесс письма, ручного, чернилами по бумаге. Вид письменного прибора воздействует на мою физиологию. Карандашом - не то. Может, поэтому я так люблю воровать ручки. И, наверно, это была не последняя причина моего поэтического творчества. В последнее время я стал замечать, что очень люблю писать на иврите. Причем пишу я преимущественно технические отчеты и письма в инстанции, но ведь, как и в случае с А.А., удовольствие от процесса это не умаляет. У меня есть и любимые буквы. Очень люблю, когда слово заканчивается на "нун" или "тав" с "hей", тогда "hей" превращается в почти совершенный кружочек с хвостиком внутри. А "каф" с "лямед" (как в слове "все") образуют вместе огромное сердце посреди текста. Потом секретарша всё это печатает, и всё пропадает и гибнет. Надо запретить компьютеры и возродить культуру переписчиков, как важную часть духовного опыта человечества.