![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
newyuzhanin2.5. Рассказ одиннадцатый. Но приближался крах веселой нашей шайки
К осени 99-го года выяснилось, что моя аспирантура бесперспективна. Я разумеется сдал на отлично все кандминимумы и даже тыцнул какие-то псевдонаучные тексты в какие-то университетские сборники, но заведующему кафедрой было очевидно, что на диссертацию материала нет и набрать не представляется возможным, а мой научный руководитель интересовался историей родного края гораздо живее, чем оптимизацией систем сбора и удаления твердых бытовых отходов с применением городского электротранспорта. Он впоследствии издал монографию именно по первой теме, хотя по роду профессиональной деятельности вроде бы должен был склоняться ко второй. По мягкому, но не допускающему возражений совету завкафедрой, я подал заявление с просьбой отчислить меня из аспирантуры.
А через некоторое время и второй источник моих доходов - многолетняя деятельность в разных ипостасях в области ловли снежных хлопьев из воздуха - приказал долго жить. Это было вызвано конкретной цепью несчастливых случайностей, но я думаю, надо признать, что с исторической точки зрения такой исход был закономерен. В процессе многих моих близких и дальних знакомых вызывали на беседы в Необыкновенные Услуги, один из них погиб при пожаре, один вскрыл себе вены в ванне, один попал в тюрьму, где до сих пор и находится. Агамемнон покинул родную Гиперборею, потянувшись сердцем к прародине-Финикии. Вскоре вслед за ним уехала и его жена Елена.
Меня встретили два крепких молодых человека с незапоминающимися лицами, когда я шел проведать маму. Встертили прямо у маминого подъезда и пригласили на беседу в красивое новое здание в центре города. Там я провел около четырех часов. По выходе из здания я оказался безработным параноиком.
Начиная с этого момента я прожил полтора года в состоянии мании преследования. К нашему крыльцу вели металлические ступени, и когда кто-нибудь приходил в гости, раздавался грохот. Я сидел в квартире, не зажигая света, и прислушивался к звукам снаружи. Не идут ли за мной. В конце концов я признался Пенелопе, что физически не могу здесь находиться. И Пенелопа стала женой декабриста.
Мы на несколько недель поселились у ее матери Перибеи. Однако и там я не чувствовал себя в достаточной безопасности.
Когда снег начал сходить, мы перебрались в пригородный поселок, в большой опустевший дом, родовое гнездо, где жил овдовевший дедушка Пенелопы Дементий.
На природе мне задышалось вольготнее. Я рыл землю, обрезал деревья. Дементий выделил мне отдельный надел, на котором я посадил отборный картофель и вырастил его по голландской технологии, про которую вычитал в какой-то желтой газете. Технология включала многократное окучивание и полив. Положительным результатом был урожай 12:1 (а по стандартной гиперборейской дачной агротехнике удовлетворительным считался результат три-четыре к одному). Отрицательным результатом - то, что от полива на этом участке умножились медведки. Это личинки майского жука, основной вредитель корнеплодов. И Дементию потом пришлось еще несколько лет бороться с последствиями успеха голландской технологии.
Водопровод там был, но не было водонагревателя, а стоки собирались в выгребную яму. Поэтому воду расходовали экономно - в том числе и на стирку. Все эти бытовые трудности не испугали Пенелопу.
Именно в этом доме Телемак сделал свои первые шаги.
Летом мы опять ездили в Тавриду, где для Телемака по древней традиции моей семьи было построено "маленькое море" - отгороженный крупными валунами бассейн, где не было сильного прибоя. Телемак проводил там целые дни, выбираясь на гальку, когда ему становилось прохладно, и забираясь обратно в воду, когда в жарких солнечных лучах высыхали его штаны и хлопчатая хламида с гербом нашего города - Пенелопа сшила ее шутки ради из железнодорожной занавески. В эту поездку было изобретено "арбузное поло". Это перебрасывание арбузом в море, для омовения и охлаждения арбуза перед съедением.
Осенью мы втроем съездили на песенный слёт в лесу. Это такое мероприятие, бывшее когда-то полуподпольным, на которое ныне собиралось до десяти тысяч любителей - главным образом, любителей пива. В лесу было трудно дышать от дыма костров. Телемак получился очень мило на фотографии, весь фон которой составляют ярко освещенные солнцем опавшие (они же осенние, они же желтые) дубовые листья.
По возвращении в город оказалось, что проблемы никуда не исчезли. С милостивого разрешения нашей подруги Мелины мы поселились в пустой квартире ее родственников на двенадцатом этаже продуваемой холодными ветрами панельной "свечки" на окраине. Помню, как Телемак, в пошитом Пенелопой еще до его рождения теплом комбинезоне и смешной вязаной шапочке с заячьими ушами, ездил у меня на загривке по пути с конечной троллейбуса до дома. В этой квартире хозяевами был начат, но не закончен роскошный евроремонт. Центральное отопление поддерживало лишь температуру в системе, предотвращающую замерзание труб. Мы грелись электрообогревателями, но и при непрерывной их работе зимой удавалось прогревать квартиру только до плюс одиннадцати. Там Пенелопа впервые не выдержала и уехала на пару дней с Телемаком погреться к давешнему членкорру и его гостеприимной супруге (соавтору ее книжки).
У постоянных холодов оказалось и одно положительное следствие. Именно там, на квартире Мелины, мы забеременели во второй раз. Мы какое-то время проходили процедуры, направленные на такой результат, но именно там, не имея более эффективных способов согреться, подошли к вопросу со всем возможным усердием. Пенелопа сообщила мне о положительном результате теста по телефону, и я подпрыгнул, достав головой до низкого тещиного потолка (я в этот момент находился у Перибеи).
Из всей этой ситуации не виделось разумного выхода. Работа с Икарием на ремонтах не приносила достаточного дохода. Работая, а точнее, числясь на одну восьмую ставки (sic!) инженером (даже, помнится, "главным специалистом") в каком-то полудохлом проектном кооперативе, я не зарабатывал почти ничего. Нам предстояло жить с двумя детьми, на неизвестно какие доходы и в неизвестно каком жилье. Перед внутренним взором маячила семья из шести человек, ютившаяся в Пенелопиной квартире до того, как Пенелопа ее купила. Диссертация Пенелопы тоже застопорилась. Финансирование науки в Гиперборее асимптотически приближалось к нулю, и даже в серьезном Пенелопином институте с мировым именем не было денег на покупку приборов и материалов. Исследования строились по принципу "а что бы нам такое можно было исследовать с применением вот этого последнего работающего прибора времен покорения космоса, да еще и без дополнительных реактивов". Оптимизм молодости стремительно иссякал. В общем, даже и без учета моей паранойи, не вовсе лишенной оснований, было совершенно не видно, как жить дальше.
Со словами "Это для меня просто возможность прожить еще несколько лет" уехал в Финикию к детям мой учитель поэзии Гомер. Я стал проводить вместо него занятия нашей поэтической студии.
А в это время в гости в Гиперборею, проведать родственников и друзей, заглянули на несколько дней еще одна старая Пенелопина подруга Ириния с мужем Антиноем. Они уже несколько лет жили в Финикии. Антиной, проведя с нами краткую беседу-анкетирование, открыл нам великое знание. Национальность моего дедушки была достаточным основанием, позволявшим нам всем переехать в Финикию. Антиной получил с тех пор статус основателя фионистского движения в нашей отдельно взятой семье. По иронии судьбы, сам он вместе с супругой вскорости покинул Финикию и к настоящему моменту преуспевает в Северной Атлантиде в своей довольно экзотической научной области.
Увидев цель и ясный свет в конце туннеля, я немного обуздал свою больную фантазию и отправился в местное Финикийское консульство. Тамошняя специалистка по документам первым делом направила меня регистрировать брак. Иначе мы не могли въехать в страну как семья, а Пенелопа не могла вообще никак - все ее дедушки и бабушки были исконными гиперборейцами.
Имея к этому времени на двоих три развода в анамнезе, мы изначально не относились серьезно к формальному институту брака. Однако для такого дела подали заявление в соответствующий храм. На церемонию мы явились втроем - Пенелопа и я с Телемаком на руках. Мы договорились со служительницей, и церемония прошла не то в прихожей, не то на лестнице, и в самые сжатые сроки. Свидетели почему-то уже не требовались.
Я записался на курсы по изучению финикийского языка. Там я играл в самодеятельном театре миниатюр мальчика, который отправляется с одноклассниками сажать саженцы в Новый Год Деревьев, и пытается выпросить у старшей сестры во временное пользование фотоаппарат.
Когда консул лично насладился моей актерской работой, и в частности произношением, он изрек историческую фразу: "Одисэй, ви готов". Через несколько дней нам поставили визы и мы начали собираться для переезда к новой жизни.
К осени 99-го года выяснилось, что моя аспирантура бесперспективна. Я разумеется сдал на отлично все кандминимумы и даже тыцнул какие-то псевдонаучные тексты в какие-то университетские сборники, но заведующему кафедрой было очевидно, что на диссертацию материала нет и набрать не представляется возможным, а мой научный руководитель интересовался историей родного края гораздо живее, чем оптимизацией систем сбора и удаления твердых бытовых отходов с применением городского электротранспорта. Он впоследствии издал монографию именно по первой теме, хотя по роду профессиональной деятельности вроде бы должен был склоняться ко второй. По мягкому, но не допускающему возражений совету завкафедрой, я подал заявление с просьбой отчислить меня из аспирантуры.
А через некоторое время и второй источник моих доходов - многолетняя деятельность в разных ипостасях в области ловли снежных хлопьев из воздуха - приказал долго жить. Это было вызвано конкретной цепью несчастливых случайностей, но я думаю, надо признать, что с исторической точки зрения такой исход был закономерен. В процессе многих моих близких и дальних знакомых вызывали на беседы в Необыкновенные Услуги, один из них погиб при пожаре, один вскрыл себе вены в ванне, один попал в тюрьму, где до сих пор и находится. Агамемнон покинул родную Гиперборею, потянувшись сердцем к прародине-Финикии. Вскоре вслед за ним уехала и его жена Елена.
Меня встретили два крепких молодых человека с незапоминающимися лицами, когда я шел проведать маму. Встертили прямо у маминого подъезда и пригласили на беседу в красивое новое здание в центре города. Там я провел около четырех часов. По выходе из здания я оказался безработным параноиком.
Начиная с этого момента я прожил полтора года в состоянии мании преследования. К нашему крыльцу вели металлические ступени, и когда кто-нибудь приходил в гости, раздавался грохот. Я сидел в квартире, не зажигая света, и прислушивался к звукам снаружи. Не идут ли за мной. В конце концов я признался Пенелопе, что физически не могу здесь находиться. И Пенелопа стала женой декабриста.
Мы на несколько недель поселились у ее матери Перибеи. Однако и там я не чувствовал себя в достаточной безопасности.
Когда снег начал сходить, мы перебрались в пригородный поселок, в большой опустевший дом, родовое гнездо, где жил овдовевший дедушка Пенелопы Дементий.
На природе мне задышалось вольготнее. Я рыл землю, обрезал деревья. Дементий выделил мне отдельный надел, на котором я посадил отборный картофель и вырастил его по голландской технологии, про которую вычитал в какой-то желтой газете. Технология включала многократное окучивание и полив. Положительным результатом был урожай 12:1 (а по стандартной гиперборейской дачной агротехнике удовлетворительным считался результат три-четыре к одному). Отрицательным результатом - то, что от полива на этом участке умножились медведки. Это личинки майского жука, основной вредитель корнеплодов. И Дементию потом пришлось еще несколько лет бороться с последствиями успеха голландской технологии.
Водопровод там был, но не было водонагревателя, а стоки собирались в выгребную яму. Поэтому воду расходовали экономно - в том числе и на стирку. Все эти бытовые трудности не испугали Пенелопу.
Именно в этом доме Телемак сделал свои первые шаги.
Летом мы опять ездили в Тавриду, где для Телемака по древней традиции моей семьи было построено "маленькое море" - отгороженный крупными валунами бассейн, где не было сильного прибоя. Телемак проводил там целые дни, выбираясь на гальку, когда ему становилось прохладно, и забираясь обратно в воду, когда в жарких солнечных лучах высыхали его штаны и хлопчатая хламида с гербом нашего города - Пенелопа сшила ее шутки ради из железнодорожной занавески. В эту поездку было изобретено "арбузное поло". Это перебрасывание арбузом в море, для омовения и охлаждения арбуза перед съедением.
Осенью мы втроем съездили на песенный слёт в лесу. Это такое мероприятие, бывшее когда-то полуподпольным, на которое ныне собиралось до десяти тысяч любителей - главным образом, любителей пива. В лесу было трудно дышать от дыма костров. Телемак получился очень мило на фотографии, весь фон которой составляют ярко освещенные солнцем опавшие (они же осенние, они же желтые) дубовые листья.
По возвращении в город оказалось, что проблемы никуда не исчезли. С милостивого разрешения нашей подруги Мелины мы поселились в пустой квартире ее родственников на двенадцатом этаже продуваемой холодными ветрами панельной "свечки" на окраине. Помню, как Телемак, в пошитом Пенелопой еще до его рождения теплом комбинезоне и смешной вязаной шапочке с заячьими ушами, ездил у меня на загривке по пути с конечной троллейбуса до дома. В этой квартире хозяевами был начат, но не закончен роскошный евроремонт. Центральное отопление поддерживало лишь температуру в системе, предотвращающую замерзание труб. Мы грелись электрообогревателями, но и при непрерывной их работе зимой удавалось прогревать квартиру только до плюс одиннадцати. Там Пенелопа впервые не выдержала и уехала на пару дней с Телемаком погреться к давешнему членкорру и его гостеприимной супруге (соавтору ее книжки).
У постоянных холодов оказалось и одно положительное следствие. Именно там, на квартире Мелины, мы забеременели во второй раз. Мы какое-то время проходили процедуры, направленные на такой результат, но именно там, не имея более эффективных способов согреться, подошли к вопросу со всем возможным усердием. Пенелопа сообщила мне о положительном результате теста по телефону, и я подпрыгнул, достав головой до низкого тещиного потолка (я в этот момент находился у Перибеи).
Из всей этой ситуации не виделось разумного выхода. Работа с Икарием на ремонтах не приносила достаточного дохода. Работая, а точнее, числясь на одну восьмую ставки (sic!) инженером (даже, помнится, "главным специалистом") в каком-то полудохлом проектном кооперативе, я не зарабатывал почти ничего. Нам предстояло жить с двумя детьми, на неизвестно какие доходы и в неизвестно каком жилье. Перед внутренним взором маячила семья из шести человек, ютившаяся в Пенелопиной квартире до того, как Пенелопа ее купила. Диссертация Пенелопы тоже застопорилась. Финансирование науки в Гиперборее асимптотически приближалось к нулю, и даже в серьезном Пенелопином институте с мировым именем не было денег на покупку приборов и материалов. Исследования строились по принципу "а что бы нам такое можно было исследовать с применением вот этого последнего работающего прибора времен покорения космоса, да еще и без дополнительных реактивов". Оптимизм молодости стремительно иссякал. В общем, даже и без учета моей паранойи, не вовсе лишенной оснований, было совершенно не видно, как жить дальше.
Со словами "Это для меня просто возможность прожить еще несколько лет" уехал в Финикию к детям мой учитель поэзии Гомер. Я стал проводить вместо него занятия нашей поэтической студии.
А в это время в гости в Гиперборею, проведать родственников и друзей, заглянули на несколько дней еще одна старая Пенелопина подруга Ириния с мужем Антиноем. Они уже несколько лет жили в Финикии. Антиной, проведя с нами краткую беседу-анкетирование, открыл нам великое знание. Национальность моего дедушки была достаточным основанием, позволявшим нам всем переехать в Финикию. Антиной получил с тех пор статус основателя фионистского движения в нашей отдельно взятой семье. По иронии судьбы, сам он вместе с супругой вскорости покинул Финикию и к настоящему моменту преуспевает в Северной Атлантиде в своей довольно экзотической научной области.
Увидев цель и ясный свет в конце туннеля, я немного обуздал свою больную фантазию и отправился в местное Финикийское консульство. Тамошняя специалистка по документам первым делом направила меня регистрировать брак. Иначе мы не могли въехать в страну как семья, а Пенелопа не могла вообще никак - все ее дедушки и бабушки были исконными гиперборейцами.
Имея к этому времени на двоих три развода в анамнезе, мы изначально не относились серьезно к формальному институту брака. Однако для такого дела подали заявление в соответствующий храм. На церемонию мы явились втроем - Пенелопа и я с Телемаком на руках. Мы договорились со служительницей, и церемония прошла не то в прихожей, не то на лестнице, и в самые сжатые сроки. Свидетели почему-то уже не требовались.
Я записался на курсы по изучению финикийского языка. Там я играл в самодеятельном театре миниатюр мальчика, который отправляется с одноклассниками сажать саженцы в Новый Год Деревьев, и пытается выпросить у старшей сестры во временное пользование фотоаппарат.
Когда консул лично насладился моей актерской работой, и в частности произношением, он изрек историческую фразу: "Одисэй, ви готов". Через несколько дней нам поставили визы и мы начали собираться для переезда к новой жизни.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2012-02-27 07:15 pm (UTC)